воскресенье, 09 марта 2008
Миры… Так, кажется, я начинала этот тест? Они мерцают в вышине вселенной, подобно звездам и ложатся нам под ноги крупицами белого снега… Но есть миры, которые всегда рядом с нами… Миры свободы… И твой мир - Цветок.Ты видел, как пробивается нежно-зелеными листочками сквозь асфальт маленький цветочек? Он тянется к солнцу, преодолевая все преграды на своем пути, отдаваясь и душой и сердцем своей мечте, своей цели… И пусть тяжелые камни булыжных мостовых или пески знойной пустыни сковывают его хрупкую плоть, но пока есть солнце, пока ветер приносит голоса других цветов и жизни, он будет биться, не смотря ни на что, для него свобода – борьба. Борьба за жизнь, за цель, за веру… И он пробьется и расцветет красным пламенем посреди серого асфальта, чтобы дарить немного радости и надежды людям… |
| Пройти тест |
| Добро пожаловать в Клуб мазохистов! |
 По Фрейду мазохизм - это садизм, направленный против себя под влиянием страха потери любви. Он связан с системой наказания - вознаграждение, практимуемой родителями в раннем детстве.В противоположность садисту, маленький мазохист отказывается от отцовских ценностей.Символично именно отец становится предметом высмеивания, унижения и итязания.Сведем счеты с ложной идеей - мазохист не любит страдать, но страдание, физическое или моральное, позволяет ему снять запреты и получить доступ к наслаждению. |
| Пройти тест |
понедельник, 03 марта 2008
Она сама по себе,
Она со всеми и ни с кем.
Она нужна всем и не нужна никому.
В её зеленых глазах легко можно прочесть,
Что она принадлежать никогда не сможет одному.
Она всегда молчит, быть может просто нет слов.
Ну, а может быть считает, что нет смысла отвечать.
Но в отличие от всех, она хотя бы не врет,
И если ты так захочешь, то она сейчас опять уйдет.
Ещё один день, ещё одна ночь, ещё один год.
Ты так надеешься, что у неё это пройдет,
И кажется, что ждать осталось совсем немножко.
Хочется верить, но она всего лишь кошка,
Кошка
Что ей снится, когда слезы на её ресницах,
Когда в эту ночь опять не спится,
И так больно курить одну за одной.
Ты ещё простишь утром, когда услышишь
В свою дверь звонок.
Она опять улыбнется и уснет у твоих ног.
И что-то внутри вдруг снова станет на место,
Так далеки друг от друга, но все же кажется, что вместе.
Сейчас она с тобой, после с кем-то ещё,
А она тебя понять не может, ей просто всё равно.
Она всего лишь любит развлечения и вино,
И каждую ночь с ней, каждый раз за одно.
Она вернется опять и снова будет молчать.
И ты её не вини, если совсем не хочешь потерять,
Помолчи с ней не много, попробуй просто понять,
Она всего лишь кошка и хочет спать.
Что ей снится, когда слезы на её ресницах,
Когда в эту ночь опять не спится,
И так больно курить одну за одной.
Она со всеми и ни с кем.
Она нужна всем и не нужна никому.
В её зеленых глазах легко можно прочесть,
Что она принадлежать никогда не сможет одному.
Она всегда молчит, быть может просто нет слов.
Ну, а может быть считает, что нет смысла отвечать.
Но в отличие от всех, она хотя бы не врет,
И если ты так захочешь, то она сейчас опять уйдет.
Ещё один день, ещё одна ночь, ещё один год.
Ты так надеешься, что у неё это пройдет,
И кажется, что ждать осталось совсем немножко.
Хочется верить, но она всего лишь кошка,
Кошка
Что ей снится, когда слезы на её ресницах,
Когда в эту ночь опять не спится,
И так больно курить одну за одной.
Ты ещё простишь утром, когда услышишь
В свою дверь звонок.
Она опять улыбнется и уснет у твоих ног.
И что-то внутри вдруг снова станет на место,
Так далеки друг от друга, но все же кажется, что вместе.
Сейчас она с тобой, после с кем-то ещё,
А она тебя понять не может, ей просто всё равно.
Она всего лишь любит развлечения и вино,
И каждую ночь с ней, каждый раз за одно.
Она вернется опять и снова будет молчать.
И ты её не вини, если совсем не хочешь потерять,
Помолчи с ней не много, попробуй просто понять,
Она всего лишь кошка и хочет спать.
Что ей снится, когда слезы на её ресницах,
Когда в эту ночь опять не спится,
И так больно курить одну за одной.
суббота, 16 февраля 2008
| Вы-гедонист |
| Вы считаете - материя первична, а дух вторичен. Жизнь дается нам один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно. Мучениями пускай довольствуются мазохисты с моралистами. Вы не верите ни в черта, ни в Бога. Для вас это все абстракции, выдуманные правящими классами для эксплуатации народа. Ваше кредо в том, чтобы жить параллельно всей этой скуке и общественному мнению. Жить, получая удовольствие от каждого мига своей жизни,повинуясь инстинкту и импульсу. И пусть отвергнутые фортуной неудачники говорят о нравственности и справедливости, их стоит только пожалеть… |
| Пройти тест |
четверг, 14 февраля 2008
22:13
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 13 февраля 2008
| Итак, Вы — ОЗИРИС |
| вас замочит собственный брат, разрежет на куски и закопает под землю!! но вы не переживайте, жена вас потом соберёт... почти всего, хи-хи... а в царстве мёртвых тоже, в общем, неплохо... |
| Пройти тест |
09:50
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
09:44
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 06 февраля 2008
| Имя силе, которая влечет тебя к краю… свобода |
Эта сила живет в тебе, но словно старается вырваться наружу. Она рвется из грудной клетке, требует адреналина и жаждет скорости. И ты отдаешь ей должное, тебе нравится что ничего не сковывает и не обязывает тебя. Прогулки по городу, гонки, бег… Ты так любишь все, что помогает тебе чувствовать твою независимость. Но любые тормоза могут отказать. |
| Пройти тест |
вторник, 05 февраля 2008
15:44
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 02 февраля 2008
21:53
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 21 января 2008
23:26
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 18 января 2008
Не знаю, как вас, но меня с детства приучили к тому, что своим желаниям и нуждам доверять нельзя. Достойны доверия идеалы, достоин доверия разум. Желания же подозрительны. Они уводили меня от разума и «наших» идеалов. Конечно, никогда толком не объяснялось, где я должен был взять желание, чтобы следовать идеалам. Подразумеваемый мотиватор, конечно же, это страх — страх последствий отказа от идеалов, страх быть непринятым, иногда страх «вечных мук». Могу представить себе, что те же самые страхи мотивировали и тех, кто передавал мне идеалы.
Меня учили, что, чего бы я ни хотел, я должен уступить это «Богу». Делай то, чего хочет «Бог», а не то, чего хочешь ты. Это надежный и истинный путь. Конечно, я не знал точно, чего хочет «Бог», но всегда было более чем достаточно людей, готовых говорить от его имени. Смысл был ясен: то, чего хочет «Бог», и то, чего хочу я, находились на разных краях спектра. «Бог» был очень большим, а я маленьким, и он мог выносить решение о наградах и наказаниях.
Сначала я решил, что смогу узнать побольше о том, чего хочет «Бог», считая это противоположностью тому, чего хочу я. Если я хотел говорить, он, должно быть, хотел, что-бы я молчал. Если мне хотелось играть, он хотел, чтобы я учился. Если мне хотелось спать, он хотел, чтобы я бодрствовал, и, если я хотел бодрствовать, он хотел, чтобы я спал. Через некоторое время не было смысла проверять, чего хочу я: что бы это ни было, все равно это было бы неправильно. Так я научился избегать этого конфликта, делая то, чего от меня ожидали. Для этого требовалось только мышление, и я все больше отдалялся от ощущения своего собственного желания.
В колледже я познакомился с работами уважаемого психолога д-ра Зигмунда Фрейда. Он убедительно выдвигал идею о том, что Бог был немногим более, чем заменитель отца. Но, к сожалению, д-р Фрейд не более учитывал действительность человеческого желания, чем религии, которые он критиковал. Как я понимаю его, он считал, что мои самые глубокие желания коренятся в «либидо», т. е. являются животными по своей природе. В основном они хотят завоевывать и получать сексуальное удовлетворение. Мои желания крайне нецивилизованны и были бы разрушительны для меня и других людей, если бы я позволил им выражаться без ограничений.
Понимание, которое я вынес, заключалось в том, что желание было по-прежнему недостойно доверия, и, хотя его не нужно было подавлять, его нужно было «перенаправлять» к целям, приемлемым с точки зрения культуры. Согласно д-ру Фрейду, у нас есть некоторое утонченное «ментальное оснащение», которое оберегает нас от непосредственного знания, чего же в первую очередь действительно хочет либидо. У нас есть и другая часть «ментального оснащения», позволяющая нам менять или сублимировать эти базовые желания в цивилизованные, например, в творчество и продуктивность и, конечно же, в цивилизованную "любовь".
Смысл в том, что если бы не знания, полученные от общества, я был бы неприрученным животным. Но если мне даны нужные книги и родители, а учителя и почитаемые общественные учреждения говорят мне, что делать, я могу возвыситься над своими животными желаниями и научиться быть «ответственным членом общества».
Когда я смотрю на краеугольные камни своего воспитания, я, к своему удивлению, вижу, что атеист Фрейд и мое религиозное воспитание пребывали, по существу, в согласии, друг с другом. Оба они допускали, что человеческая натура по своей сути плоха и требует контроля извне. Фрейд говорил мне, что я нуждаюсь в «цивилизации», а не в религии. Религия говорила мне, что я нуждаюсь в повиновении заповедям и законам ее «Бога». Оба соглашались с тем, что мои желания доведут меня до беды. Моя религия говорила мне, что я плохой, но «Бог» спасет меня, Фрейд говорил, что я «плохой» по сути, но «приобщение к культуре» спасет меня. В результате получалось, что мне не следует доверять своему желанию. А если я не могу доверять своему основному желанию, то могу ли я вообще доверять себе? Ответом мне было: «нет, вы не можете». То, чегу вы можете доверять, это вовсе не вы, а что-то вне вас. Все, чему вы можете доверять, это ваш разум, который диктует вам, что вам нужно следовать общественному благу. Но если желание было плохим, что же будет питать мои попытки подчиняться разуму? Невысказанный ответ был тем же самым, что и в детстве, — это страх. «Будь ответственным и продуктивным, а не то ...»
Такое умственное построение, основанное на страхе, увеличивает зависимость от внешних источников контроля. Эти внешние силы интернализируются и виде концепций «Я 1», которые осуждают как желание, так и поведение. Когда я теряю связь с естественным инстинктом «Я 2» и становлюсь субъектом различных циклов вмешательства со стороны «Я 1», мне приходится платить высокую цену с точки зрения человеческого достоинства, радости, выражения и способности добиваться лучших результатов.
Тимоти Голви
Меня учили, что, чего бы я ни хотел, я должен уступить это «Богу». Делай то, чего хочет «Бог», а не то, чего хочешь ты. Это надежный и истинный путь. Конечно, я не знал точно, чего хочет «Бог», но всегда было более чем достаточно людей, готовых говорить от его имени. Смысл был ясен: то, чего хочет «Бог», и то, чего хочу я, находились на разных краях спектра. «Бог» был очень большим, а я маленьким, и он мог выносить решение о наградах и наказаниях.
Сначала я решил, что смогу узнать побольше о том, чего хочет «Бог», считая это противоположностью тому, чего хочу я. Если я хотел говорить, он, должно быть, хотел, что-бы я молчал. Если мне хотелось играть, он хотел, чтобы я учился. Если мне хотелось спать, он хотел, чтобы я бодрствовал, и, если я хотел бодрствовать, он хотел, чтобы я спал. Через некоторое время не было смысла проверять, чего хочу я: что бы это ни было, все равно это было бы неправильно. Так я научился избегать этого конфликта, делая то, чего от меня ожидали. Для этого требовалось только мышление, и я все больше отдалялся от ощущения своего собственного желания.
В колледже я познакомился с работами уважаемого психолога д-ра Зигмунда Фрейда. Он убедительно выдвигал идею о том, что Бог был немногим более, чем заменитель отца. Но, к сожалению, д-р Фрейд не более учитывал действительность человеческого желания, чем религии, которые он критиковал. Как я понимаю его, он считал, что мои самые глубокие желания коренятся в «либидо», т. е. являются животными по своей природе. В основном они хотят завоевывать и получать сексуальное удовлетворение. Мои желания крайне нецивилизованны и были бы разрушительны для меня и других людей, если бы я позволил им выражаться без ограничений.
Понимание, которое я вынес, заключалось в том, что желание было по-прежнему недостойно доверия, и, хотя его не нужно было подавлять, его нужно было «перенаправлять» к целям, приемлемым с точки зрения культуры. Согласно д-ру Фрейду, у нас есть некоторое утонченное «ментальное оснащение», которое оберегает нас от непосредственного знания, чего же в первую очередь действительно хочет либидо. У нас есть и другая часть «ментального оснащения», позволяющая нам менять или сублимировать эти базовые желания в цивилизованные, например, в творчество и продуктивность и, конечно же, в цивилизованную "любовь".
Смысл в том, что если бы не знания, полученные от общества, я был бы неприрученным животным. Но если мне даны нужные книги и родители, а учителя и почитаемые общественные учреждения говорят мне, что делать, я могу возвыситься над своими животными желаниями и научиться быть «ответственным членом общества».
Когда я смотрю на краеугольные камни своего воспитания, я, к своему удивлению, вижу, что атеист Фрейд и мое религиозное воспитание пребывали, по существу, в согласии, друг с другом. Оба они допускали, что человеческая натура по своей сути плоха и требует контроля извне. Фрейд говорил мне, что я нуждаюсь в «цивилизации», а не в религии. Религия говорила мне, что я нуждаюсь в повиновении заповедям и законам ее «Бога». Оба соглашались с тем, что мои желания доведут меня до беды. Моя религия говорила мне, что я плохой, но «Бог» спасет меня, Фрейд говорил, что я «плохой» по сути, но «приобщение к культуре» спасет меня. В результате получалось, что мне не следует доверять своему желанию. А если я не могу доверять своему основному желанию, то могу ли я вообще доверять себе? Ответом мне было: «нет, вы не можете». То, чегу вы можете доверять, это вовсе не вы, а что-то вне вас. Все, чему вы можете доверять, это ваш разум, который диктует вам, что вам нужно следовать общественному благу. Но если желание было плохим, что же будет питать мои попытки подчиняться разуму? Невысказанный ответ был тем же самым, что и в детстве, — это страх. «Будь ответственным и продуктивным, а не то ...»
Такое умственное построение, основанное на страхе, увеличивает зависимость от внешних источников контроля. Эти внешние силы интернализируются и виде концепций «Я 1», которые осуждают как желание, так и поведение. Когда я теряю связь с естественным инстинктом «Я 2» и становлюсь субъектом различных циклов вмешательства со стороны «Я 1», мне приходится платить высокую цену с точки зрения человеческого достоинства, радости, выражения и способности добиваться лучших результатов.
Тимоти Голви
11:27
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
11:22
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
11:06
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 17 января 2008
17:16
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
14:35
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Профессор Скиннер демонстрировал свои методы в лаборатории при помощи своего знаменитого «ящика Скиннера» — обмотанной марлей клетки, в которой сидел голубь. Профессор спросил: «Чему мне научить голубя?» Кто-то сказал: «Пусть прыгает против часовой стрелки на левой лапке». Я подумал, что оэто нечестная просьба и что это невозможно, но Скиннер не поколебался. Он просто начал работать — контролировать поведение голубя — также, как он позднее объяснил, как можно контролировать и более сложнее поведение человека.
Ящик Скиннера был оборудован кормушкой, через которую пища подавалась голубю, когда Скиннер нажимал нужную кнопку на пульте дистанционного управления. Он также контролировал свет и звонок в клетке - голубь, который, как я понял, был к этому времени довольно голодным, расхаживал по клетке, демонстрируя обычное поведение голубя. Скиннер внимательно наблюдал за ним. Когда он заметил, что голубь явно движется влево, то нажал кнопку на пульте, загорелся свет, зазвенел звонок, и кормушка открылась. Голубь успел немного поклевать, прежде чем она захлопнулась. Птица снова стала вести себя как обычный голубь, пока Скиннер не заметил еще один элемент желаемого поведения. Процесс продолжился: свет, звонок, еда — и все больше и больше движения голубя против часовой стрелки.
Примерно через полчаса голубь явно предпочитал опираться на левую лапку и больше поворачивался налево, чем направо.Все же, думал я, при таком темпе обучения голубь не станет прыгать по кругу против часовой стрелки на левой лапке до конца занятия. Мне пришло в голову, что профессор и птица квиты: «Кто кого учит — Скиннер учит голубя прыгать, или голубь учит Скиннера кормить его?» Но вскоре Скиннер внес небольшую, но важную перемену в свою методику, которая существенно ускорила процесс.
Он нажимал кнопки, которые включали свет и звонок, но не открывали кормушку! Теперь Скиннеру не нужно было ждать, пока голубь подойдет к кормушке и поест. Он стал объяснять: «В начале процесса свет и звук были «нейтральным» стимулом для птицы. Они были ни позитивны, ни негативны с точки зрения подкрепляющих факторов. Ни награда, ни наказание. Но после юго, как они стали ассоциироваться с пищей, свет и звук сами стали позитивно заряженными, и теперь их можно использовать в качестве положительного подкрепления». Это был момент истины: кто кого обучает. Голубь не получил реальной пищи за свои усилия; наблюдающим было ясно, кто здесь контролирует ситуацию.
Меня шокировало значение демонстрации Скиннера. В какой степени мое поведение и выбор были обусловлены моей средой? Кто держал или что держало в руках пульт дистанционного управления? По чьей повестке дня я жил? А если поведение человека можно обусловливать подкрепляющими факторами, которые лишь ассоциированы с реальными нуждами, тогда какие же «лампочки и звоночки» заставляли меня «прыгать по кругу против часовой стрелки» в Гарварде? Могло ли мое чувство общей неудовлетворенности тогда исходить из того» что я не получаю достаточно «реальной пищи»?
Я подумал об аплодисментах на трибунах после победного теннисного матча. Аплодисменты — это всего лишь звук, как тот звоночек, и все же - что я мог бы сделать ради этого звука? Конечно, звук ассоциировался с «признанием» и «одобрением», но была ли это «реальная пища» или просто еще одна ассоциация?
Я подумал обо всех «прыжках», которые делал на занятиях, чтобы получить «отлично». Небольшая пометка на листке бумаги — просто символ. Действительно ли она что-то означала? Насколько важной она была для меня? Какие выводы делали из нее другие и почему? Я приближался к тому, в чем, как мне казалось, «не следовало» сомневаться. Если зарабатывание отличных оценок и победы больше не казались достойной целью, вся моя система мотивации и смысла могла обрушиться. Если определение успеха принятое в обществе, было просто социально обусловленным и подкрепляло желательное для данной культуры поведение, тогда что же было реальным?
На мгновение я задумался о конформизме вокруг себя. Но тогда я не был вполне уверен в себе, чтобы отказаться от условностей. Я не видел иной альтернативы успеху, кроме той, что была определена обществом. В конце концов я попал в Гарвард, потому что мне сказали, что он лучший. «Если я буду учиться в лучшем колледже и добьюсь там успеха, я буду лучшим», — вот логика нашего голубя. Так я прыгал и прыгал, пока усталость не привела меня на грань срыва. И эта перспектива полного срыва дала мне возможность мельком взглянуть на «выход» из моего университетского «ящика Скиннера».
Для того чтобы знать, что вы делаете и почему, нужно мыслить осознанно и постоянно держать это в памяти. Нужно проснуться и осознавать все, что происходит вокруг вас и актуально с точки зрения направления вашего движения. Работать неосознанно — все разно, что быть пассажиром машины, не знающим точного места назначения и не имеющим осознанного выбора места поворота. В этом заключается разница между способностью двигаться или быть движимым. Человек, который признает важность мобильности не удовлетворен пребыванием в любом состоянии потока, это должен быть потоку избранный им, движущийся в выбранном им направлении.
Мобильность этого вида может выпустить меня из «скиннеровского ящика конформизма». Она превращает меня из дрессированного голубя, который реагирует на звуки и свет условностей, во взрослого человека, который свободно выбирает каждый шаг своего пути и может двигаться в любом направлении. Таким образом, ядро мобильности — это признание того, что вы полностью и недвусмысленно руководите своими действиями, ценностями, мышлением и целями, иными словами, своей собственной жизнью
Тимоти Голви
Ящик Скиннера был оборудован кормушкой, через которую пища подавалась голубю, когда Скиннер нажимал нужную кнопку на пульте дистанционного управления. Он также контролировал свет и звонок в клетке - голубь, который, как я понял, был к этому времени довольно голодным, расхаживал по клетке, демонстрируя обычное поведение голубя. Скиннер внимательно наблюдал за ним. Когда он заметил, что голубь явно движется влево, то нажал кнопку на пульте, загорелся свет, зазвенел звонок, и кормушка открылась. Голубь успел немного поклевать, прежде чем она захлопнулась. Птица снова стала вести себя как обычный голубь, пока Скиннер не заметил еще один элемент желаемого поведения. Процесс продолжился: свет, звонок, еда — и все больше и больше движения голубя против часовой стрелки.
Примерно через полчаса голубь явно предпочитал опираться на левую лапку и больше поворачивался налево, чем направо.Все же, думал я, при таком темпе обучения голубь не станет прыгать по кругу против часовой стрелки на левой лапке до конца занятия. Мне пришло в голову, что профессор и птица квиты: «Кто кого учит — Скиннер учит голубя прыгать, или голубь учит Скиннера кормить его?» Но вскоре Скиннер внес небольшую, но важную перемену в свою методику, которая существенно ускорила процесс.
Он нажимал кнопки, которые включали свет и звонок, но не открывали кормушку! Теперь Скиннеру не нужно было ждать, пока голубь подойдет к кормушке и поест. Он стал объяснять: «В начале процесса свет и звук были «нейтральным» стимулом для птицы. Они были ни позитивны, ни негативны с точки зрения подкрепляющих факторов. Ни награда, ни наказание. Но после юго, как они стали ассоциироваться с пищей, свет и звук сами стали позитивно заряженными, и теперь их можно использовать в качестве положительного подкрепления». Это был момент истины: кто кого обучает. Голубь не получил реальной пищи за свои усилия; наблюдающим было ясно, кто здесь контролирует ситуацию.
Меня шокировало значение демонстрации Скиннера. В какой степени мое поведение и выбор были обусловлены моей средой? Кто держал или что держало в руках пульт дистанционного управления? По чьей повестке дня я жил? А если поведение человека можно обусловливать подкрепляющими факторами, которые лишь ассоциированы с реальными нуждами, тогда какие же «лампочки и звоночки» заставляли меня «прыгать по кругу против часовой стрелки» в Гарварде? Могло ли мое чувство общей неудовлетворенности тогда исходить из того» что я не получаю достаточно «реальной пищи»?
Я подумал об аплодисментах на трибунах после победного теннисного матча. Аплодисменты — это всего лишь звук, как тот звоночек, и все же - что я мог бы сделать ради этого звука? Конечно, звук ассоциировался с «признанием» и «одобрением», но была ли это «реальная пища» или просто еще одна ассоциация?
Я подумал обо всех «прыжках», которые делал на занятиях, чтобы получить «отлично». Небольшая пометка на листке бумаги — просто символ. Действительно ли она что-то означала? Насколько важной она была для меня? Какие выводы делали из нее другие и почему? Я приближался к тому, в чем, как мне казалось, «не следовало» сомневаться. Если зарабатывание отличных оценок и победы больше не казались достойной целью, вся моя система мотивации и смысла могла обрушиться. Если определение успеха принятое в обществе, было просто социально обусловленным и подкрепляло желательное для данной культуры поведение, тогда что же было реальным?
На мгновение я задумался о конформизме вокруг себя. Но тогда я не был вполне уверен в себе, чтобы отказаться от условностей. Я не видел иной альтернативы успеху, кроме той, что была определена обществом. В конце концов я попал в Гарвард, потому что мне сказали, что он лучший. «Если я буду учиться в лучшем колледже и добьюсь там успеха, я буду лучшим», — вот логика нашего голубя. Так я прыгал и прыгал, пока усталость не привела меня на грань срыва. И эта перспектива полного срыва дала мне возможность мельком взглянуть на «выход» из моего университетского «ящика Скиннера».
Для того чтобы знать, что вы делаете и почему, нужно мыслить осознанно и постоянно держать это в памяти. Нужно проснуться и осознавать все, что происходит вокруг вас и актуально с точки зрения направления вашего движения. Работать неосознанно — все разно, что быть пассажиром машины, не знающим точного места назначения и не имеющим осознанного выбора места поворота. В этом заключается разница между способностью двигаться или быть движимым. Человек, который признает важность мобильности не удовлетворен пребыванием в любом состоянии потока, это должен быть потоку избранный им, движущийся в выбранном им направлении.
Мобильность этого вида может выпустить меня из «скиннеровского ящика конформизма». Она превращает меня из дрессированного голубя, который реагирует на звуки и свет условностей, во взрослого человека, который свободно выбирает каждый шаг своего пути и может двигаться в любом направлении. Таким образом, ядро мобильности — это признание того, что вы полностью и недвусмысленно руководите своими действиями, ценностями, мышлением и целями, иными словами, своей собственной жизнью
Тимоти Голви